Звездный час  - Николай Эдельман

Ревность отчасти отступила, вытесненная завистью. Ну почему таким, как Зинаида, достаются самые лучшие мужчины? Почему такие, как она, и пальцем не шевельнув, получают положение в обществе, почет и счастье – все то, что другим приходится добывать упорным трудом? «Ну что же, – твердила себе Лиза, – охмури в самом деле князя Монако, и будет тебе и почет, и все на свете». Однако сама мысль о подобном варианте почему-то вызывала у нее живейшее отвращение, хотя, если подумать, надежды на то, ради чего она готова была отказаться от такой блестящей партии, таяли с каждой минутой. Казалось бы, тогда, на пляже, все так прекрасно начиналось, а затем, не успев толком сплестись, по ее же собственной дурости безвозвратно порвалось, разбилось и полетело в какую-то пропасть – быстрее, чем валился бы под откос «мерседес» Левандовского, если бы на его пути не попалась каменная стенка…

Видимо, дело было во внезапном переходе к покою от нервной суеты, донимавшей Лизу с того самого момента, как она увидела в кустах труп репортера. Почувствовала себя в безопасности, расслабилась, вот на смену напряжению и пришла меланхолия, не оставившая Лизу и тогда, когда они вместе с хозяйкой расположились на широком балконе, выходившем на бассейн, без которого, конечно, никак не мог обойтись такой фешенебельный отель.

Мартини после первого же глотка ударил в голову, ноги враз отяжелели, будто в них перетекла вся скопившаяся на душе тревога, и Лизу оставили все желания – ей хватало того, что она сидит здесь, лениво слушая, как внизу с шумом и смехом плещутся девушки, которых ядовито-лазурная вода бассейна прельщала сильнее, нежели соленые морские волны. Уже накупавшиеся сильфиды разлеглись вокруг бассейна, с невинным бесстыдством выставив напоказ стройные ноги и гладкие бедра, соблазнявшие взгляд блеском непросохших капель на загорелой коже, а гибко шнырявшие меж юными телами официанты вкладывали в требовательно протянутые руки запотевшие бокалы с торчащими из них соломинками. Однако Шахматова затащила свою гостью сюда совсем не для того, чтобы любоваться этим зрелищем.

– Ну, а теперь выкладывайте, Лизонька! – потребовала она, закурив сигарету через длиннейший мундштук. – Что у вас там с Евгением приключилось? У меня, знаете, дурная привычка – все, что его касается, до сих пор принимать близко к сердцу…

Может, был виноват алкоголь, а может, просто хотелось выговориться – не важно кому, хотя бы и злейшей сопернице, – но у Лизы развязался язык, и она подробно описала, что произошло с ней и Левандовским на Верхнем шоссе. Зинаида, забыв о своем высокомерии, слушала ее очень внимательно, а после того, как Лиза завершила рассказ упоминанием о сломанной тяге, воскликнула:

– Однако, Лизонька! Да вы, почитай, сегодня второй раз родились! Вот это везение так везение! И нам за это непременно надо выпить!

Лиза слишком утомилась и перенервничала, чтобы снова впадать в транс при мысли о том, что из-за бондаренковских козней ее с Левандовским ждала верная гибель. Она лишь небрежно заметила:

– Слава богу, я все-таки Тургенева, а не Лермонтова…

Шахматова подняла брови. Лиза объяснилась:

– Я в четырнадцатом году родилась, ровно в тот день, когда австрийского эрцгерцога убили…

– А-а… – дошло до Зинаиды. – Постучите по деревяшке, год еще не кончился! Кстати, мне уже давно хотелось узнать: вы из каких Тургеневых будете? Не родственница ли Ивана Сергеевича?

– Нет, – сказала Лиза. – Моим предком был тот Тургенев, который декабрист.

– Смотрите… – Шахматова поцокала языком. – Нынче такими родственными связями немодно похваляться…

– Отчего же? – удивилась Лиза. – Или я, пока была в Америке, что-то пропустила? Вроде с утра при республике жили…

– Вы уж поверьте мне на слово, – сказала Шахматова. – Сейчас республиканские взгляды лучше держать при себе.

Не было у Лизы никаких республиканских взглядов, как не было и никакого желания заводить диспут о политике – с нее хватило и того, что пришлось выслушать на борту парохода. А странные настроения Зинаиды, вероятно, объяснялись ее тесным знакомством с Барсовым и постоянным пребыванием в великосветских кругах.

– Ну, Лизонька, – провозгласила Зинаида, поднимая вновь наполненный из шейкера бокал, – за вашу счастливую звезду! Но вот чего я никак не пойму – если все остались живы и здоровы, то где же сам Евгений? Как-никак он у нас галантный кавалер и так просто своих дам не бросает!

– А вот взял и бросил, – буркнула Лиза, чувствуя досаду на летчика, но не за его дурацкую выходку на Диве, а за то, что тот с такой легкостью снова доверился Ахметке.

– Не могу поверить, что его совсем слава испортила! – заявила Шахматова. – Нет, Лизонька, вы явно что-то недоговариваете! Начали говорить – так говорите до конца! Тем паче, что мы с вами, как выяснилось, не совсем чужие друг другу люди.

Лиза, пребывая в сомнениях – не слишком ли она разоткровенничалась с Шахматовой? – сообразила все же, что та может дать ей полезный совет: как-никак вращается в обществе, всё про всех знает, а главное – стоило заручиться поддержкой такой влиятельной особы на случай возможных неприятностей с той же полицией. А то, что они с Зинаидой чуть ли не соперницы, значения не имело – не станет же Шахматова что-то делать во вред Левандовскому, если он ей вправду так дорог…

Поначалу намереваясь ограничиться лишь самым необходимым, Лиза рассказала про прыжок с Дивы, затем объяснила, кто такой Ахметка, и так постепенно добралась до трупа, пуговицы и прочих приключений. Теперь Шахматова знала все – или почти все, потому что о нынешнем местонахождении улики Лиза, несмотря на мартини, догадалась умолчать.

Ее рассказ производил на Шахматову сильное действие. Лицо у Зинаиды все больше и больше каменело, и только по скулам прокатывались желваки.

– Ну, Бондаренко! – промолвила она наконец. – Что себе позволяет! Да, Лизонька, – покачала она головой, – хорошего во всем этом мало… А от полиции лучше держитесь подальше, пока все не разъяснится. Кстати, – вдруг потребовала она, – покажите пуговицу!

Рука Лизы, застигнутой врасплох, самопроизвольно дернулась к груди, где в сокровенном убежище все еще лежала злосчастная пуговица, и Лизе чуть не стало дурно, едва она подумала, что этим неосторожным движением могла себя выдать. Призвав на помощь все свои актерские способности, она заявила:

– Пуговица лежит в надежном месте! Не такая я идиотка, чтобы ее при себе держать!

– Ну, как все отлично складывается, – одобрительно улыбнулась Зинаида. – И пуговица в надежном месте, и вы попали в надежные руки… Выпейте еще и ни о чем не беспокойтесь.

– Да я не за себя беспокоюсь, – отозвалась Лиза. – Я про Евгения думаю. Это его прямиком к Мустафе потащили, а не меня…

– Ах, я бы на вашем месте за него не переживала, – беззаботно ответила Зинаида. – Видно, что вы его плохо знаете. Он умеет выходить из опасных передряг лучше нас обеих, вместе взятых!

Лиза, встревоженная неожиданным вопросом Зинаиды и как-никак умевшая отличать хорошую игру от плохой, уловила в репликах Шахматовой смутную нелогичность. Зинаида то ли волновалась за Левандовского куда сильнее, чем это выходило с ее слов, то ли, наоборот, вся эта история, как и участие в ней Бондаренко, не слишком ее задевали… Во что было трудно поверить, вспомнив ее поведение в вестибюле и настойчивость, с какой она требовала от Лизы отчета о происшествии на Верхнем шоссе. Что-то здесь было не так – но, в конце концов, Лиза пришла сюда не затем, чтобы анализировать речи и поступки случайной знакомой.